В этом краю, где никогда не звучит гудок паровоза, абсолютно белое небо.
Там всегда идет снег из белых-белых лепестков роз и лилий. Все вокруг белое. Лепестки падают, и шепчут в падении о чем-то своем. Этот таинственный шепот на самой грани слышимости, конечно же, раздражает и мешает странным обитателям этого места. Конечно же, не раз и не два кто-то из них пытался расшифровать этот шепот, будучи уверен в том, что в этом шепоте скрыты все тайны этой вселенной. Надо ли говорить, что все эти попытки были безуспешны. Снег из цветочных лепестков продолжает падать в этом месте, и вся округа наполнена запахом роз и лилий. Иногда, в самые жаркие дни, этот запах становится совершенно невыносимым. Он бьет по нервам, как нож палача, и тогда тени обитателей этого места корежатся и пытаются скрыться. Конечно же, они ненавидят свой дом всей душой. Они ненавидят и черного, как смоль, перевозчика, который их доставил сюда, а теперь отказывается перевозить обратно. Уже неисчислимое количество веков он водит свой утлый челн от одного берега реки к другому, но никому ни разу не удалось напасть на перевозчика. Никто ни разу не смог спрятаться в лодке - суровый страж бдителен. В его единственном глазе мерцает зелень мертвых огоньков, которая сводит с ума любого, кто будет вглядываться в них достаточно долго. Другая его глазница черна как ночь, как воды реки, сквозь которую он водит челн. Он всегда привозит новеньких и никогда никого не увозит обратно. Кажется, за столько столетий должно было набраться немало их - этих то ли пленников, то ли вечных гостей этого белого неба, но нет. Местность по-прежнему пустынна, и сквозь белый снег розовых и лилейных лепестков не разглядеть лица, лишь смутные тени скользят сквозь белое-белое марево. Иногда, впрочем, это происходит очень редко, эти тени, не видя ничего сквозь лепестки, натыкаются друг на друга. Каждый раз они смущаются, и, со стыдом, прянут друг от друга прочь. На самом деле они привыкли к вечному одиночеству, вечному почти-присутствию, вечной ирреальности этого места и белого неба над ними. Любые факты, которые могут противоречить их привычному существованию, отвергаются.
Конечно, ни один из них не признается, что самый большой их страх - это страх вспомнить. Память, это то, чего они не хотят, чего боятся или просто отвергают. Памяти они предпочли раз и навсегда этот белый снег, это белое небо и этот шепот падающих лепестков. На самом деле, но мы им, разумеется, этого не скажем, глоток воды, который они делают, ступая на этот берег - лишь символ, по настоящему их память убаюкивает этот размеренный, ровный звук, который заполоняет собой все пространство. И даже черный перевозчик иногда стоит, прислонившись к своему веслу. И смертельная зелень его глаза теплеет. Быть может он тоже пытается что-то забыть, прислушиваясь к этому звуку.
Так и проходят дни, так похожие на вечность под этим белым-белым небом.
Там всегда идет снег из белых-белых лепестков роз и лилий. Все вокруг белое. Лепестки падают, и шепчут в падении о чем-то своем. Этот таинственный шепот на самой грани слышимости, конечно же, раздражает и мешает странным обитателям этого места. Конечно же, не раз и не два кто-то из них пытался расшифровать этот шепот, будучи уверен в том, что в этом шепоте скрыты все тайны этой вселенной. Надо ли говорить, что все эти попытки были безуспешны. Снег из цветочных лепестков продолжает падать в этом месте, и вся округа наполнена запахом роз и лилий. Иногда, в самые жаркие дни, этот запах становится совершенно невыносимым. Он бьет по нервам, как нож палача, и тогда тени обитателей этого места корежатся и пытаются скрыться. Конечно же, они ненавидят свой дом всей душой. Они ненавидят и черного, как смоль, перевозчика, который их доставил сюда, а теперь отказывается перевозить обратно. Уже неисчислимое количество веков он водит свой утлый челн от одного берега реки к другому, но никому ни разу не удалось напасть на перевозчика. Никто ни разу не смог спрятаться в лодке - суровый страж бдителен. В его единственном глазе мерцает зелень мертвых огоньков, которая сводит с ума любого, кто будет вглядываться в них достаточно долго. Другая его глазница черна как ночь, как воды реки, сквозь которую он водит челн. Он всегда привозит новеньких и никогда никого не увозит обратно. Кажется, за столько столетий должно было набраться немало их - этих то ли пленников, то ли вечных гостей этого белого неба, но нет. Местность по-прежнему пустынна, и сквозь белый снег розовых и лилейных лепестков не разглядеть лица, лишь смутные тени скользят сквозь белое-белое марево. Иногда, впрочем, это происходит очень редко, эти тени, не видя ничего сквозь лепестки, натыкаются друг на друга. Каждый раз они смущаются, и, со стыдом, прянут друг от друга прочь. На самом деле они привыкли к вечному одиночеству, вечному почти-присутствию, вечной ирреальности этого места и белого неба над ними. Любые факты, которые могут противоречить их привычному существованию, отвергаются.
Конечно, ни один из них не признается, что самый большой их страх - это страх вспомнить. Память, это то, чего они не хотят, чего боятся или просто отвергают. Памяти они предпочли раз и навсегда этот белый снег, это белое небо и этот шепот падающих лепестков. На самом деле, но мы им, разумеется, этого не скажем, глоток воды, который они делают, ступая на этот берег - лишь символ, по настоящему их память убаюкивает этот размеренный, ровный звук, который заполоняет собой все пространство. И даже черный перевозчик иногда стоит, прислонившись к своему веслу. И смертельная зелень его глаза теплеет. Быть может он тоже пытается что-то забыть, прислушиваясь к этому звуку.
Так и проходят дни, так похожие на вечность под этим белым-белым небом.