Рей Бредбери умер.
четверг, 31 мая 2012
Сцена, занавес, тяжко упала портьера.
Молчалив и прекрасен заброшеннный зал.
С первым взмахом смычка появляется вера,
Что в написанной пьессе неизбежен финал.
Голос скрипки, как голос звенящего лета,
Заводным апельсином в стальной кожуре,
Прорывается сквозь неизбежность запрета,
Где за "До" по любому окажется "Ре"!
Но смычок отрицает привычные ноты!
Пьесса льется и падает бурной рекой.
В этот миг лишь шальные ее повороты
Движут мертвой, уставшей до крови рукой.
И внезапно вокруг зажигаются свечи,
И восторженно полон обшарпанный зал,
И притих в ожиданиии трепетном вечер,
Ведь так близок уже долгожданный финал!
Все уже в ожиданьи последних аккордов,
Что родятся сейчас из полета смычка...
Ночь, луна и охранник решает кроссворды.
А в палате по воздуху водит рука.
Молчалив и прекрасен заброшеннный зал.
С первым взмахом смычка появляется вера,
Что в написанной пьессе неизбежен финал.
Голос скрипки, как голос звенящего лета,
Заводным апельсином в стальной кожуре,
Прорывается сквозь неизбежность запрета,
Где за "До" по любому окажется "Ре"!
Но смычок отрицает привычные ноты!
Пьесса льется и падает бурной рекой.
В этот миг лишь шальные ее повороты
Движут мертвой, уставшей до крови рукой.
И внезапно вокруг зажигаются свечи,
И восторженно полон обшарпанный зал,
И притих в ожиданиии трепетном вечер,
Ведь так близок уже долгожданный финал!
Все уже в ожиданьи последних аккордов,
Что родятся сейчас из полета смычка...
Ночь, луна и охранник решает кроссворды.
А в палате по воздуху водит рука.
понедельник, 16 апреля 2012
Мне снился очень странный сон.
Я шел во тьме сквозь коридор
А впереди виднелась дверь
Ее открыл я – там был Слон!
Слон посмотрел в мои глаза
И спроецировал укор
За то, что я вломился вдруг,
Как бешенная стрекоза.
Быть может он за дверью срал!
Ну…то есть, просто какал он.
А я ввалился нагло в дверь.
И почему-то заорал
«Послушайте, любезный слон!»-
Ему я вежливо сказал.
«Меня, пожалуйста, простите,
Ведь это все – всего лишь сон.»
p.s. Это не я дерьмовый поэт, это настроение у меня такое.
Я шел во тьме сквозь коридор
А впереди виднелась дверь
Ее открыл я – там был Слон!
Слон посмотрел в мои глаза
И спроецировал укор
За то, что я вломился вдруг,
Как бешенная стрекоза.
Быть может он за дверью срал!
Ну…то есть, просто какал он.
А я ввалился нагло в дверь.
И почему-то заорал
«Послушайте, любезный слон!»-
Ему я вежливо сказал.
«Меня, пожалуйста, простите,
Ведь это все – всего лишь сон.»
p.s. Это не я дерьмовый поэт, это настроение у меня такое.
четверг, 12 апреля 2012
В старых компьютерных игрушках есть невероятное очарование сбывшегося чуда. Можно называть это любым умным словом, типа импринтинг, или насмешливо морщить носик на графику "не как в крайзусе". Можно даже плеваться и спрашивать - "как можно играть в ЭТО??", а правда в другом. В эпоху террабайтных жестких дисков, и мегабайтных торрент-каналов старые игры - это сохранившийся маленький кусочек чуда.
Настроение, атмосфера, проработанность - вот что отличает их и значительно от множества новоделов. Ведь в отсутствие мощной Тре-Де графики только этим можно было зацепить людей, и удерживать их так, что даже десятилетия спустя в эти игры продолжают играть. Эти игры продолжают любить, почитать, знать. На многих из них выросли огромные игровые вселенные и целые студии, а некоторые игры шагнули далеко за пределы компьютерного мира, создав и воспитав целое поколение.
Только благодаря этим играм, создавшим новый неповторимый вид искусства - компьютерную игру, мы получили маленькие ворота в большой мир, полный чудес и приключений.
Настроение, атмосфера, проработанность - вот что отличает их и значительно от множества новоделов. Ведь в отсутствие мощной Тре-Де графики только этим можно было зацепить людей, и удерживать их так, что даже десятилетия спустя в эти игры продолжают играть. Эти игры продолжают любить, почитать, знать. На многих из них выросли огромные игровые вселенные и целые студии, а некоторые игры шагнули далеко за пределы компьютерного мира, создав и воспитав целое поколение.
Только благодаря этим играм, создавшим новый неповторимый вид искусства - компьютерную игру, мы получили маленькие ворота в большой мир, полный чудес и приключений.
понедельник, 06 февраля 2012
В вечернем опьянении поэта
Звенит мистраль смеющихся открытий.
И, на пороге ключевых событий,
Так трудно воздержаться от ответов.
Так трудно больше не искать вопросов.
Не плакать, просто молча верить,
Что мир по прежнему нельзя измерить
Простым увеличением запросов.
И в темном совершенстве менуэта
Нет ничего, похожего на бога,
Лишь отраженье плачет одиноко
В вечернем опьянении поэта.
Звенит мистраль смеющихся открытий.
И, на пороге ключевых событий,
Так трудно воздержаться от ответов.
Так трудно больше не искать вопросов.
Не плакать, просто молча верить,
Что мир по прежнему нельзя измерить
Простым увеличением запросов.
И в темном совершенстве менуэта
Нет ничего, похожего на бога,
Лишь отраженье плачет одиноко
В вечернем опьянении поэта.
Друзья! Пусть в этот холодный московский день у вас все будет хорошо! Пусть вас согреет мысль о том, что я думаю о вас всех и искренне, от всей души желаю вам сегодня добра, хорошего настроения, тепла и домашнего уюта в нашей неласковой жизни.
среда, 23 ноября 2011
Ты любишь меня спрашивать о чуде,
И молча улыбаться мне в догонку,
Когда с бетонных своих крыльев звонко
Я стряхиваю образы прелюдий.
Ты любишь меня спрашивать о боге,
Особенно зимою на рассвете,
Когда в молчащем сумраке ответы
Мои звучат особенно убого.
Ты любишь меня спрашивать про веру,
Когда с утра готовишься проснуться.
Мне остается только улыбнуться,
И тормоза на клапанах проверить.
Ведь быть живым - дурацкая затея.
Мне не понять суть твоего вопроса,
И тихо дотлевает папироса,
Заженная от искры Прометея.
И молча улыбаться мне в догонку,
Когда с бетонных своих крыльев звонко
Я стряхиваю образы прелюдий.
Ты любишь меня спрашивать о боге,
Особенно зимою на рассвете,
Когда в молчащем сумраке ответы
Мои звучат особенно убого.
Ты любишь меня спрашивать про веру,
Когда с утра готовишься проснуться.
Мне остается только улыбнуться,
И тормоза на клапанах проверить.
Ведь быть живым - дурацкая затея.
Мне не понять суть твоего вопроса,
И тихо дотлевает папироса,
Заженная от искры Прометея.
четверг, 13 октября 2011
Под скорбную мелодию Вивальди
В амфитеатре неба я, однажды,
Увидел облако, похожее на птицу.
И стало все забыто и неважно.
Я улыбнулся радостно и лихо,
Как пахарь, что бросает в почву семя,
Когда я понял, что со мной случится
Все то же, что случается со всеми.
Что ножницы порхают. Рвутся нити...
И потные засаленные руки
Сжимают чье-то сердце, как супругу
Сжимают второпях перед разлукой.
Нет, нет исхода! только стонет небо
Бросая вниз дождя косые пряди.
И где-то кто-то бесконечно плачет
Под скорбную мелодию Вивальди.
В амфитеатре неба я, однажды,
Увидел облако, похожее на птицу.
И стало все забыто и неважно.
Я улыбнулся радостно и лихо,
Как пахарь, что бросает в почву семя,
Когда я понял, что со мной случится
Все то же, что случается со всеми.
Что ножницы порхают. Рвутся нити...
И потные засаленные руки
Сжимают чье-то сердце, как супругу
Сжимают второпях перед разлукой.
Нет, нет исхода! только стонет небо
Бросая вниз дождя косые пряди.
И где-то кто-то бесконечно плачет
Под скорбную мелодию Вивальди.
среда, 05 октября 2011
Осень. Над домами нависают влажными удушливыми одеялами облака. Небо сереет где-то вдали, молчаливо и отстранено размывая последние остатки летней веселой собранности.
Падают листья. Этот шелестящий звук напоминает звук ударов песчинок о стекло, вместе с тем напоминая и о времени. Что-то внутри болезненно ноет, как ноют старые шрамы перед непогодой и от этого окружающая реальность становится похожа на какую-то странную игру, за которой ты наблюдаешь как-бы со стороны.
Теплое красное вино. Оно обильно и сдобно пахнет пряностями, коричный, сладковатый и одновременно цитрусовый вкус которых пробуждает внутри желание разобраться в правилах идущей игры принося вместе с тем и сожаление. Впрочем, это сожаление столь же мимолетно, сколь и приходящие за ним чувство вины.
Дождь. Толстые мохнатые капли с шумом разбиваются о стекло, жмутся к нему, хотят проникнуть внутрь и обогреться у зябкого тепла. Их звук заставляет задуматься о том, что боль внутри напоминает фантомную боль от потерянного органа и ты понимаешь, что болит душа, уже давно вырезанная за ненадобностью.
Ты с трудом подбираешь слова. В конце концов отчаиваешься и просто смотришь в потолок, говоря себе, что ни в одном человеческом языке не достаточно символов, чтобы избыть сто лет одиночества. Поэтому ты молчаливо перебираешь четки простых и вполне обыденных понятий - осень, падают листья, теплое красное вино...
И дождь, в мерном шуме которого слышатся слова Макса Фрая "Даже их воспоминания друг о друге отныне надежно спрятаны в потаенную шкатулку, на крышке которой выжжена надпись: «Больше не имеет значения»." (с) М. Фрай.
Падают листья. Этот шелестящий звук напоминает звук ударов песчинок о стекло, вместе с тем напоминая и о времени. Что-то внутри болезненно ноет, как ноют старые шрамы перед непогодой и от этого окружающая реальность становится похожа на какую-то странную игру, за которой ты наблюдаешь как-бы со стороны.
Теплое красное вино. Оно обильно и сдобно пахнет пряностями, коричный, сладковатый и одновременно цитрусовый вкус которых пробуждает внутри желание разобраться в правилах идущей игры принося вместе с тем и сожаление. Впрочем, это сожаление столь же мимолетно, сколь и приходящие за ним чувство вины.
Дождь. Толстые мохнатые капли с шумом разбиваются о стекло, жмутся к нему, хотят проникнуть внутрь и обогреться у зябкого тепла. Их звук заставляет задуматься о том, что боль внутри напоминает фантомную боль от потерянного органа и ты понимаешь, что болит душа, уже давно вырезанная за ненадобностью.
Ты с трудом подбираешь слова. В конце концов отчаиваешься и просто смотришь в потолок, говоря себе, что ни в одном человеческом языке не достаточно символов, чтобы избыть сто лет одиночества. Поэтому ты молчаливо перебираешь четки простых и вполне обыденных понятий - осень, падают листья, теплое красное вино...
И дождь, в мерном шуме которого слышатся слова Макса Фрая "Даже их воспоминания друг о друге отныне надежно спрятаны в потаенную шкатулку, на крышке которой выжжена надпись: «Больше не имеет значения»." (с) М. Фрай.
четверг, 22 сентября 2011
Из белых наушников доносятся
Глубокие звуки пения мантры
Тусклое небо тоже плачет
Глубокие звуки пения мантры
Тусклое небо тоже плачет
среда, 20 июля 2011
пятница, 11 марта 2011
Серые лебеди стынут под ветром,
Что навевает печаль февраля.
Путь в небеса им заказан до лета,
Ну а живых не приемлет земля.
И почему то, когда мне не спится,
Вижу сквозь призму цветных витражей,
Как с тихой надеждой озябшие птицы
Кормятся с рук у прохожих людей.
Робко берут зачерствелые ломти,
С грустью глядят, словно ждут: «Позови!
И я приду к тебе. Хрупко и ломко
Я обниму обещаньем любви»
Люди уходят холодными снами.
Мне остается лишь молвить во мгле:
«Если бы птицы владели словами,
Им не пришлось бы молить о тепле!»
Что навевает печаль февраля.
Путь в небеса им заказан до лета,
Ну а живых не приемлет земля.
И почему то, когда мне не спится,
Вижу сквозь призму цветных витражей,
Как с тихой надеждой озябшие птицы
Кормятся с рук у прохожих людей.
Робко берут зачерствелые ломти,
С грустью глядят, словно ждут: «Позови!
И я приду к тебе. Хрупко и ломко
Я обниму обещаньем любви»
Люди уходят холодными снами.
Мне остается лишь молвить во мгле:
«Если бы птицы владели словами,
Им не пришлось бы молить о тепле!»
суббота, 05 марта 2011
Бывает такое состояние - теплой и немного трепетной нежности. Словно держишь на ладонях уснувшего маленького котенка и тихо слушаешь его смешное и милое сопение, боясь разбудить. Такое состояние, по большому счету, не требует даже объекта приложения и всегда направлено чуть больше вовне, чем внутрь. Возможно, в нем есть что-то от материнского инстинкта, когда хочется просто обнять всех детей этого мира, и защитить их от боли, страха и ненависти, которые их оркужают. Инстинкт защиты этого хрупкого мира настолько силен, что хочется подарить частичку себя, поделиться этим состоянием, просто обнять кого-то случайного.
В горле першит от переживаний, а в глазах почти стоят слезы слабой неуловимой грусти, которая очень светла по своей сути. Да, да, это "то, что мы называем Эстель". Для себя я траткую это состояние, как обреченность на жизнь. Иногда это еще означает и нежность по отношению к конкретному человеку, но чаще нет.
В намного большей степени оно относится ко всей жизни в целом. Знаете, этакое принятие всей жизни такой, какая она есть. С ее отчаянием, горем, темнотой, разочарованиями. , зимой и летом. Но, вместе с тем, с ее радостью, надеждой, случайными теплыми встречами. Это согласие, прощение и примирение. Печаль в этом настроении - печаль неизбежности, печаль окончательного. Это последнее "да", которое человек произносит перед смертью.
Это состояние любви, но любви, направленной не на конкретного человека. Это руки - крылья, которые распахнуто обнимают весь мир и всех-всех людей, которые в нем есть. Этим настроением искренне и от всего сердца хочется поделиться. Оно больше чем просто тепло, больше чем просто ласка. Это - дар веры в несомненность и неизбежность чуда двух душ, переплетенных так плотно, касающихся друг друга с такой силой, что даже больно.
В горле першит от переживаний, а в глазах почти стоят слезы слабой неуловимой грусти, которая очень светла по своей сути. Да, да, это "то, что мы называем Эстель". Для себя я траткую это состояние, как обреченность на жизнь. Иногда это еще означает и нежность по отношению к конкретному человеку, но чаще нет.
В намного большей степени оно относится ко всей жизни в целом. Знаете, этакое принятие всей жизни такой, какая она есть. С ее отчаянием, горем, темнотой, разочарованиями. , зимой и летом. Но, вместе с тем, с ее радостью, надеждой, случайными теплыми встречами. Это согласие, прощение и примирение. Печаль в этом настроении - печаль неизбежности, печаль окончательного. Это последнее "да", которое человек произносит перед смертью.
Это состояние любви, но любви, направленной не на конкретного человека. Это руки - крылья, которые распахнуто обнимают весь мир и всех-всех людей, которые в нем есть. Этим настроением искренне и от всего сердца хочется поделиться. Оно больше чем просто тепло, больше чем просто ласка. Это - дар веры в несомненность и неизбежность чуда двух душ, переплетенных так плотно, касающихся друг друга с такой силой, что даже больно.
понедельник, 21 февраля 2011
Довольно тяжело бывает, когда ты перестаешь кому-то верить (или верить во что-то), что почти одно и то же. "Деда Мороза нет" - начало сурового процесса, который потом ты начинаешь называть Трезвым Взглядом на реальность. Интересно то, что нарушенное доверие, это вещь, которую практически невозможно восстановить. Веруюющий человек прощает тому, кому он верит, многое. Но раз, другой, третий - и вера начинает постепенно истончаться. Чем тоньше становится вера, тем критичнее взгляд. Тем ниже квотум доверия. И вот в конце концов наступает разочарование. Когда человек разочарован, восстановить доверие уже очень тяжело. Иногда и практически невозможно.
Больно то, что даже от разрушенной веры всегда остается маленький огонек, который хочется раздуть. Хочется снова поверить в чудо, в Новый год, в Деда Мороза, и в то, что мама и папа знают все на свете. Хочется вернуться к наивной и чистой детской вере. Этому мешает только боль. Человек не любит проходить через боль, которая на самом деле является великим воспитателем человечества, поэтому память о боли разочарований не дает снова поверить.
В таком состоянии человек не увидит чудо, даже если оно придет к нему. У него нет сил на веру, а точнее нет смелости испытывать боль. И ему остается только воскликнуть вслед за героиней Питера Бигла : "-- А что мне с того, что ты сейчас
здесь? Где ты была двадцать лет назад, десять лет назад? Как ты смеешь, как ты смеешь приходить ко мне сейчас, когда я стала вот этим? -- Взмахом руки она подвела себе итог: безжизненное лицо, опустошенные глаза, вопящее сердце. -- Уж лучше б ты никогда не приходила, зачем ты пришла сейчас? - Слезы покатились вдоль ее носа." (с).
Больно то, что даже от разрушенной веры всегда остается маленький огонек, который хочется раздуть. Хочется снова поверить в чудо, в Новый год, в Деда Мороза, и в то, что мама и папа знают все на свете. Хочется вернуться к наивной и чистой детской вере. Этому мешает только боль. Человек не любит проходить через боль, которая на самом деле является великим воспитателем человечества, поэтому память о боли разочарований не дает снова поверить.
В таком состоянии человек не увидит чудо, даже если оно придет к нему. У него нет сил на веру, а точнее нет смелости испытывать боль. И ему остается только воскликнуть вслед за героиней Питера Бигла : "-- А что мне с того, что ты сейчас
здесь? Где ты была двадцать лет назад, десять лет назад? Как ты смеешь, как ты смеешь приходить ко мне сейчас, когда я стала вот этим? -- Взмахом руки она подвела себе итог: безжизненное лицо, опустошенные глаза, вопящее сердце. -- Уж лучше б ты никогда не приходила, зачем ты пришла сейчас? - Слезы покатились вдоль ее носа." (с).
понедельник, 31 января 2011
Я улетаю из гнезда химеры
В иное небо, чуждою зарницей.
Я падаю, мечтая вновь вернуться
Чужой, свободной и безмолвной птицей.
Я вновь рождаюсь на коленях века
Под барабанный бой немых знамений.
Я славословлю ношу человека,
Отвергнувшего силу откровений.
Я вновь поэт, что ищет силу слова,
Чтоб описать очарованье веры.
И, опаленный пламенем иного,
Я улетаю из гнезда химеры.
В иное небо, чуждою зарницей.
Я падаю, мечтая вновь вернуться
Чужой, свободной и безмолвной птицей.
Я вновь рождаюсь на коленях века
Под барабанный бой немых знамений.
Я славословлю ношу человека,
Отвергнувшего силу откровений.
Я вновь поэт, что ищет силу слова,
Чтоб описать очарованье веры.
И, опаленный пламенем иного,
Я улетаю из гнезда химеры.
пятница, 26 ноября 2010
Прозрачна серая печаль далеких гор и темных рек.
И серебристую печать ты рвешь дрожащею рукой,
Чтоб в одеянии из снов взойти на свой проклятый трон.
Под хохот старых серых сов ты отрицаешь свой покой.
И изменением полна, ты претворяешь в жизнь закон
О том, что полная луна - лишь повторение былой.
И серебристую печать ты рвешь дрожащею рукой,
Чтоб в одеянии из снов взойти на свой проклятый трон.
Под хохот старых серых сов ты отрицаешь свой покой.
И изменением полна, ты претворяешь в жизнь закон
О том, что полная луна - лишь повторение былой.
пятница, 06 августа 2010
Я знаю, скоро будет осень несомненно.
И журавлиный клин отправится на юг.
И будет мятный чай, и, непременно,
Там будет мягкое тепло любимых рук.
И будет теплый плед, в котором дрыхнет кошка,
И в ранних сумерках - явление людей.
И мокрый лист, приклеенный к окошку
Ласкающим прикосновением дождей.
И будет слякоть. Что это за осень
Без темных луж и грязи на ногах?
Без тусклых туч, в которых даже ночью
Рождается осенняя тоска.
И журавлиный клин отправится на юг.
И будет мятный чай, и, непременно,
Там будет мягкое тепло любимых рук.
И будет теплый плед, в котором дрыхнет кошка,
И в ранних сумерках - явление людей.
И мокрый лист, приклеенный к окошку
Ласкающим прикосновением дождей.
И будет слякоть. Что это за осень
Без темных луж и грязи на ногах?
Без тусклых туч, в которых даже ночью
Рождается осенняя тоска.
четверг, 22 июля 2010
Друзья, кому интересно дальше читать про приключения Яна, а также о том, что происходит в странном и загадочном городе, покрытом туманами - стукнитесь плиз на U-mail в сообщество www.diary.ru/~tgorod/. Продолжение теперь буду выкладывать только там. Спасибо 
среда, 21 июля 2010
- Насколько близко вы знали покойную? – голос следователя продолжал бубнить под ухом.
- Мы встречались несколько раз в коридоре. Ну, здоровались там…. – мучительно подобрал слова Ян
читать дальше
- Мы встречались несколько раз в коридоре. Ну, здоровались там…. – мучительно подобрал слова Ян
читать дальше
пятница, 09 июля 2010
Сегодня оборваны нити. Почему? Потому, что приходит время спускаться вниз - туда, где тишина, и темнота, и покой, равный тысяче лет. Искать слова бесполезно и поздно, потому что врата уже открыты. Я сам открыл их своим внутренним ключом. Я иду туда, где меня давно ждут и куда уже давно я должен был прийти. Свободный, как черный дрозд в ночном небе.
Нити свисают, как вены. Из них сочится долг, похожий на капли темной венозной крови. Так должно быть, ведь Долг - абстракция, а сейчас во мне нет места абстракциям. Сложно сказать почему сейчас. Впрочем, нельзя и сказать почему не сейчас, и огромные огненные колеса катятся, сминая на своем пути самое время.
Туда ведет только одна дорога, покрытая старым, потрескавшимся черным кирпичом. Конечно, когда-то он был желтым. Но, если слишком долго жечь костры, то черный станет единственным воздухом, а пепел - станет единственной водой. Когда долго дышишь пеплом и пьешь только его, уже нет необходимости видеть другие цвета. На этой дороге нет попутчиков, кроме той, которая всегда стоит за левым плечом любого человека. Вы знаете ее - по чувству холода, которое иногда охватывает даже в самый жаркий день.
И это хорошо, потому что есть шаги, для которых не нужны попутчики, иные кроме нее. Такие шаги совершаются один раз, и вся жизнь является подготовкой к ним. Иные пути ведут в никуда. Верен только путь, ведущий именно к этой дороге. Когда обрываешь нити долга и привязанностей это становится очевидным.
Нити свисают, как вены. Из них сочится долг, похожий на капли темной венозной крови. Так должно быть, ведь Долг - абстракция, а сейчас во мне нет места абстракциям. Сложно сказать почему сейчас. Впрочем, нельзя и сказать почему не сейчас, и огромные огненные колеса катятся, сминая на своем пути самое время.
Туда ведет только одна дорога, покрытая старым, потрескавшимся черным кирпичом. Конечно, когда-то он был желтым. Но, если слишком долго жечь костры, то черный станет единственным воздухом, а пепел - станет единственной водой. Когда долго дышишь пеплом и пьешь только его, уже нет необходимости видеть другие цвета. На этой дороге нет попутчиков, кроме той, которая всегда стоит за левым плечом любого человека. Вы знаете ее - по чувству холода, которое иногда охватывает даже в самый жаркий день.
И это хорошо, потому что есть шаги, для которых не нужны попутчики, иные кроме нее. Такие шаги совершаются один раз, и вся жизнь является подготовкой к ним. Иные пути ведут в никуда. Верен только путь, ведущий именно к этой дороге. Когда обрываешь нити долга и привязанностей это становится очевидным.
